– Все это, как мне кажется, не имеет особого значения, – сказал он медленно. – Кругом такое множество женщин… Хм!.. И однако, китайские иероглифы… Нет, все-таки вероятность совпадения очень велика… Тим, я думаю, что это действительно серьезное дело. Очень серьезное… Но если мы и ошибемся, то ничего не потеряем. А вдруг эта девица действительно любовница Кунга!.. Какие вы приняли меры?

– Вы имеете в виду все меры предосторожности? – спросил О'Халлаген, устраиваясь поудобнее в кресле. – Так получилось, что сейчас в американском госпитале находится на обследовании генерал Вейнрайт. Я воспользовался этим предлогом, чтобы поставить на этаже, где он находится, часового… а даму поместил в соседнюю с ним палату. За ней установлено самое тщательное наблюдение. Я лично разговаривал с доктором Форрестером. Это надежный и не раз проверенный человек. Я сказал ему, что эта блондинка, возможно, замешана в деле, представляющем интерес для ЦРУ, и поэтому никакие визитеры к ней не допускаются, а из медицинского персонала ее должна обслуживать только одна медицинская сестра, по его выбору. Мой человек следит за выполнением этого распоряжения.

– Хорошая работа, Тим, ничего не скажешь. Я сам займусь теперь этим делом. Наша первая задача прочесть эти иероглифы. Если же вдруг окажется, что эта дама действительно была любовницей Кунга, она будет представлять для нас очень большой интерес… Ну а теперь всего хорошего, Тим. Я сам обо всем позабочусь и обо всем распоряжусь.

Быстрым движением О'Халлаген поднялся с кресла.

– Возможно, мы зря потеряем время.

– О, это совсем не так, – ответил Дорн, улыбаясь. – Идите и занимайтесь своим делом, а я со своей стороны тоже буду действовать.

После ухода капитана Дорн некоторое время пребывал в задумчивости, потом кивнул головой, как бы соглашаясь со своими мыслями, и снял телефонную трубку.

«Башня неба» – крошечный ресторанчик, спрятавшийся в одном из грязных двориков на улице Ренне. Несмотря на свою неприглядность, он славился лучшей китайской кухней в Париже. Он не фигурировал ни в одном справочнике или путеводителе по Парижу. Если же сюда по какой-либо случайности и забредал турист, ему с обезоруживающей улыбкой сообщали, что, к сожалению, все столики заняты. «Башня неба» предназначалась исключительно для завсегдатаев.

В то время, как Дорн беседовал с О'Халлагеном, Чунг Ву, владелец этого ресторана, следил за официантками, которые обслуживали два десятка постоянных посетителей, сидевших за столиками, отделенными друг от друга соломенными ширмами. Приглушенные голоса клиентов и звуки музыки сливались в обычный шум, без которого любой китаец чувствовал бы себя печальным и покинутым.

Зазвонил телефон. Чунг Ву поднял трубку, некоторое время слушал, потом произнес несколько слов на кантонском диалекте, поставил аппарат на кассу и подошел к столику, за которым завтракал Саду Митчелл. Чунг Ву склонил голову перед клиентом, потом повернулся, чтобы приветствовать сидящую с ним вьетнамочку.

– Тысяча извинений, месье… вас к телефону… Что-то срочное, – произнес он на ужасном французском языке.

Саду выругался сквозь зубы, бросил палочки для еды и последовал за хозяином ресторана. Это был молодой человек высокого роста, худощавый, элегантно одетый, с узким лицом. Его черные волосы были зачесаны назад, а миндалевидные глаза цветом напоминали агат.

Саду был плодом любви американского бизнесмена и китаянки. Ни китаец, ни американец, с самого рождения обремененный разнообразными комплексами, он ненавидел Штаты, как своего личного врага.

Вот уже десять лет, как Саду совсем неплохо устроил личную жизнь, открыв маленький магазинчик на улице Риволи. Он продавал американским туристам изделия из нефрита и старинную китайскую мебель. Но Саду и дня не мог прожить без женщин. Их у него было очень много, а последний год он жил с вьетнамкой по имени Жемчужина Куо. Его совершенно пленила красота этой девушки. Как заявил некий китаец, ненависть Саду к Штатам не шла ни в какое сравнение с тем, какую ненависть испытывала к этой стране Жемчужина Куо.

Самолеты с белыми звездами убили всю ее семью и разрушили дом во Вьетнаме. Девушка совершенно случайно не разделила судьбу семьи и укрылась в Ханое, где поступила на службу к китайцам. Именно они через полгода отправили ее в Париж.

Благодаря своему магазинчику Саду имел неисчерпаемые возможности собирать разнообразную информацию, исходящую из уст американских туристов. Неосторожность этих людей была поистине невероятной. Они говорили где угодно и о чем угодно, как будто их никто не мог понять.

В задачу Жемчужины Куо входило соблазнить Саду, чтобы потом заставить работать на китайцев. Митчелл согласился снабжать сведениями китайцев отчасти потому, чтобы нанести вред американскому престижу, а отчасти из удовольствия насолить отцу. Но он не учел только одного: сунув палец в пасть дракона, он рисковал лишиться всей руки.

Телефонный звонок к Чунг Ву имел целью окончательно превратить Саду в китайского агента.

Митчелл подошел к телефону.

– Кто вы? – спросил он с нетерпением в голосе, думая об остывающих креветках.

– Я в вашем магазине. Приходите немедленно.

Он узнал голос Иет Сена, ответственного работника посольства Китая. Именно ему Саду обычно передавал все собранные сведения.

– Я не могу прийти сейчас…

– Я же сказал – немедленно! Неужели непонятно!

Саду выругался и вернулся к столику.

– Это Иет Сен. Он хочет срочно меня видеть.

– Значит, ты должен идти, дорогой.

– Но я ведь ему не слуга!

Саду еще немного попетушился, но Куо настаивала, и он вынужден был согласиться.

– Хорошо, хорошо, я пойду. Жди меня здесь, дорогая. Я скоро вернусь.

Его маленькая машина «Триумф-4» стояла возле входа в ресторан. Через десять минут быстрой езды, лавируя среди автомобилей, он подъехал к своему магазину.

Крупный китаец, рассматривавший нефритовые безделушки в витрине, увидев Саду, повернулся, открыл дверь его машины и спокойно уселся рядом.

– Отвези меня куда-нибудь, где мы могли бы без помех серьезно поговорить.

Саду вновь принялся лавировать среди нескончаемого потока автомобилей, спустился по улице Риволи. С трудом обогнул площадь Согласия и поехал вдоль Тюильри.

– У нас есть одно очень срочное дело, – сказал Иет Сен. – Именно вы должны его уладить. Это, кстати, большая честь для вас… Попытайтесь остановиться у Лувра.

Саду ощутил некоторое беспокойство. Он посмотрел на китайца, сидевшего с непроницаемым выражением лица и скрещенными на животе руками. Сейчас как раз был час завтрака, и он не без труда нашел место, где можно было поставить машину.

Иет Сен вынул из кармана номер «Франс матен» и передал Саду, указав на фотографию с подписью: «Знаете ли вы эту даму?»

– Эта женщина должна умереть не позже послезавтрашнего дня, – сказал он. – Мы окажем вам всю возможную помощь, но детали операции вы должны разработать сами. Сегодня вечером к вам придет один человек. Это весьма аккуратный исполнитель, но он лишен всякой сообразительности. Шефом в этом деле будете вы. Слушайте меня внимательно.

Саду слушал, судорожно сжав руль «Триумфа». Он видел себя у подножия какой-то высокой стены. Его мелкая ненависть к Штатам, его любительская месть – все кончилось. Саду должен был перейти к серьезной работе, и он не знал, радоваться или огорчаться этой перемене. Но интуитивно он понимал: хорошо это или плохо, но приказ Иет Сена должен быть выполнен.

Улица Бонд-стрит в Лондоне производит на туристов неизгладимое впечатление. После закрытия в половине шестого магазинов представители всех стран мира продолжают прохаживаться вдоль витрин, в которых выставлены на обозрение толпы старинные гравюры, редкие книги, ткани, роскошные фотоаппараты и дорогие безделушки.

Около семи часов, когда наступило время коктейлей, загорелый мужчина гигантского роста влился в уличную толпу. Он был одет в измятый костюм иностранного покроя, рубашку не первой свежести, галстук от «Марка и Спенсера» и стоптанные башмаки. Несмотря на совершенно седые волосы, ему можно было дать лет тридцать. Квадратное с выступающими скулами лицо, зеленые глаза, которым явно не хватало выразительности, гибкая фигура атлета. Он плыл по течению с безразличным видом праздного человека.